Асель, прокатимся.
Она охотно согласилась. Я не узнавал ее. И себя не узнавал. Все тревоги, горести как рукой сняло. Были только мы, было наше счастье, небо и дорога. Я открыл кабину, посадил ее, сам сел за руль.
И мы поехали. Просто так, по дороге. Неизвестно куда и зачем. Но для нас это было неважно. Достаточно сидеть рядом, встречаться взглядами, прикасаться рукой к руке. Асель поправила мою солдатскую фуражку (я ее года два носил).
— Так красивей! — сказала она и ласково прижалась к плечу…
Машина птицей понеслась по степи. Весь мир пришел в движение, все побежало навстречу: горы, поля, деревья… Ветер бил нам в лицо — ведь мы мчались вперед, солнце сияло в небе, мы смеялись, воздух нес запах полыни и тюльпанов, мы дышали полной грудью…
Коршунстепняк, что сидел на развалинах старого кунбеза5, снялся, замахал крыльями и низко поплыл вдоль дороги, как будто наперегонки с нами.
Два всадника испуганно шарахнулись в сторону. А потом с диким криком приударили вслед.
— Ээй, стой! Остановись! — хлестали они припавших к земле коней.
Кто они были, не знаю. Может, их знала Асель. Скоро они скрылись в клубах пыли.
Впереди бричка какаято свернула с дороги. Парень и девушка привстали, увидев нас, обнялись за плечи, приветливо помахали.
— Спасибо! — крикнул я им из кабины.
Кончилась степь, вышли на шоссе, асфальт загудел под колесами.
Недалеко должно было быть озеро. Я круто свернул с дороги и прямо по целине, через кусты и травы направил машину к берегу. Остановились на взгорье, над самой водой.
Синебелые волны, словно взявшись за руки, вереницей взбегали на желтый берег. Солнце закатывалось за горы, и дальние воды казались розовыми. Гдето на другой стороне, вдали, проступала сиреневая гряда снежных гор. Серые тучи собирались над ними.
— Смотри, Асель! Лебеди!
Лебеди бывают на ИссыкКуле только осенью и зимой. Весной они залетают очень редко. Говорят, это южные лебеди, летящие на север. Говорят, это к счастью…
Стая белых лебедей носилась над вечерним озером. Птицы то поднимались вверх, то падали вниз, распластав крылья. Садились на воду, шумно плескались, далеко разгоняя кипучие круги пены, и снова взлетали. Потом они вытянулись в цепочку и полетели, разом взмахивая крыльями, к песчаному откосу залива на ночевку.
Мы сидели в кабине, молча смотрели. А потом я сказал так, будто мы уже все решили:
— Воон там, видишь, крыши на берегу, это наша автобаза. А это, — я обвел кабину, — это наш дом! — И рассмеялся. Везтито ее было некуда.
Асель глянула мне в глаза, прижалась к груди, обнимает, а сама плачет и смеется:
— Родной мой, любимый! Не надо мне никакого дома. Только бы отец с матерью, ну хотя бы потом, когданибудь, поняли меня. Обидятся они на всю жизнь, я знаю… Но разве я виновата…
Стало быстро темнеть. Тучи застлали небо, низко опустились к воде. Озеро замерло, почернело. В горах будто электросварщик