возле малыша на корточки. — Уморил… Мы ездим на рудник кино смотреть, — обернулся он ко мне. — Ну и он с нами…
— Да, я из кино вышел! — поддержал я общее веселье.
Но Самат нахмурился.
— Неправда! — заявил он.
— Почему же неправда?
— А где сабля, которой ты сражался?
— Оставил дома…
— А ты мне покажешь? Завтра покажешь?
— Покажу. Нука, иди сюда. Как тебя звать, Самат, да?
— Самат. А тебя как, дядя?
— Меня… — я умолк. — Меня дядя Ильяс, — с трудом выдавил я.
— Ты иди, Самат, ложись, поздно уж! — вмешался Байтемир.
— Папа, можно я немножко побуду! — попросил Самат.
— Ну ладно! — согласился Байтемир. — А мы сейчас чай принесем.
Самат подошел ко мне. Я погладил его руку: он был похож на меня, очень похож. Даже руки были такие же, и смеялся он так же, как я.
— Ты кем будешь, когда вырастешь? — спросил я, чтобы както завязать разговор с сыном.
— Шофером.
— Любишь ездить на машине?
— Оченьочень… Только меня никто не берет, когда я поднимаю руку…
— А я покатаю тебя завтра. Хочешь?
— Хочу. Я тебе альчики7 дам свои! — Он побежал в комнату за альчиками.
За окном выбивались из самоварной трубы языки пламени. Асель и Байтемир о чемто разговаривали.
Самат принес альчики в мешочке из шкуры архара8.
— Выбирай, дядя! — рассыпал он передо мною свое разноцветное, крашеное хозяйство.
Я хотел взять один альчик на память, но не посмел. Дверь распахнулась, и вошел Байтемир с кипящим самоваром в руках. Вслед за ним появилась Асель. Она принялась заваривать чай, а Байтемир поставил на кошму круглый столик на низеньких ножках, накрыл скатертью. Мы с Саматом собрали альчики, положили их обратно в мешочек.
— Богатство свое показывал, ох, и хвастунишка ты! — ласково потрепал Байтемир за ухо Самата.
Через минуту мы все уже сидели за самоваром. Я и Асель делали вид, будто никогда не знали друг друга. Мы старались быть спокойными и, наверно, поэтому больше молчали. Самат, примостившись на коленях Байтемира, льнул к нему, вертел головой:
— Уух, всегда у тебя усы колются, папа! — и сам же лез, подставлял под усы щеки.
Нелегко мне было сидеть рядом с сыном, не смея его так назвать и слушая, как он называет отцом другого человека. Нелегко знать, что Асель, моя любимая Асель, вот тут рядом, а я не имею права прямо взглянуть ей в глаза. Как она очутилась здесь? Полюбила и вышла замуж? Что я мог узнать, если она даже не подавала вида, будто знает меня, словно я был совершенно чужим, незнакомым человеком? Неужели она так возненавидела меня? А Байтемир? Разве он не догадывается, кто я на самом деле? Разве он не заметил нашего сходства с Саматом? Почему он даже не вспомнил о встрече на перевале, когда мы буксировали машину? Или вправду забыл?
Еще тяжелей стало, когда легли спать. Постелили мне тут же на кошме. Я лежал, отвернувшись к стене, лампа была чуть пригашена, Асель убирала посуду.