в их речи часто повторялось слово «бичара»1.
— Давай, слушай, садись, мы в Жалпак Саз едем. А иначе умрешь один в степи, бичара. Тут машины не часто ходят.
Едва сдерживая слезы, предательски подступившие к горлу, Авдий обрадовался, как мальчишка.
— Спасибо, брат, — сказал он прикладывая руку к груди. — Я как раз хотел попросить, чтобы вы меня захватили, если вам по пути. Трудно мне идти, с ногой плохо. Спасибо.
Шофер вышел, помог Авдию забраться в машину.
— Давай иди сюда. Я тебя приподниму, бичара. Да ты лезь, не бойся: там шерсть. Сдавать везу из совхоза. Как раз мягко будет тебе. Только смотри не кури.
— А я вообще некурящий. Не беспокойтесь, — заверил его Авдий самым серьезным образом. — Я всю ночь был под дождем, промок весь, а здесь согреюсь, отойду…
— Ладно, ладно! Я так просто сказал. Отдыхай, бичара.
Женщина выглянула из кабины, что то сказала шоферу.
— Жена спрашивает, ты кушать хочешь? — пояснил шофер, улыбаясь.
— Очень хочу! — честно признался Авдий. — Спасибо. Если у вас есть что нибудь, дайте, пожалуйста, я вам буду очень благодарен.
Авдию почудилось, что бутылка кислого овечьего молока и лепешка испеченного на очаге свежего хлеба, пахучего и белого, посланы ему свыше за муки той ночи.
Поев, Авдий крепко уснул на тюках с овечьей шерстью, от которых разило жиром и потом. А машина катила по степи, еще сохранившей свежесть после ночного ливня. И этот путь был Авдию на пользу — как выздоровление после болезни.
Проснулся он, когда машина остановилась.
— Приехали. Тебе куда надо? — выйдя из кабины, шофер стоял уже у заднего борта, заглядывая в кузов. — Парень! Ты жив?
— Жив, жив! Спасибо, — отозвался Авдий. — Мы уже и Жалпак Сазе, выходит?
— Да, на станции. Нам сейчас на склад живсырья, а тебе куда?
— А мне на вокзал. Спасибо еще раз, что выручили. И жене вашей спасибо большое. Слов нет, чтобы вас отблагодарить.
Слезая с кузова с помощью шофера, Авдий застонал от боли.
— Совсем плохо тебе, бичара. Ты пойди в больницу, — посоветовал Авдию шофер. — Надо палку тебе, тогда легче ходить будет.
До здания вокзала Авдий добирался целых полчаса. Хорошо еще по пути подобрал какой то обломок доски, приспособил его как костыль под мышкой — так ему легче ковылять.
А над путями, над конструкциями эстакад, прожекторов и грузовых кранов, над проходящими и уходящими создавали, над привокзальной площадью, верное сказать, над всем пристанционным городком в степи гремели по селектору команды, разносились гудки локомотивов, то и дело радиослужба оповещала о прибытии и отбытии пассажирских поездов. После пребывания в глуши Авдий сразу почувствовал кипение жизни. Кругом сновали и спешили озабоченные люди
— недаром Жалпак Саз считался одной из самых крупных узловых станций Туркестана.
Теперь Авдию предстояло решать, как уехать, на каком поезде да и вообще как дальше быть, имея на все про все тридцать пять рублей. А билет в плацкартном вагоне только до Москвы — и то если в кассе будут места — стоит тридцать рублей. А на что жить? Как быть с ногой, ушибами и ссадинами? Обратиться в местную больницу или поскорее уезжать отсюда? Углубившись в свои мысли,
