как звери в зверинце, гонцы — добытчики анаши: Петруха, Ленька, Махач, Коля, двое гонцов диверсов и еще какие то ребята — всего человек десять двенадцать, почти вся команда, за исключением Гришана. Самого среди них нe было.
— Ребята, что с вами? Как же это случилось? — невольно вырвалось у Авдия.
Никто из гонцов не откликнулся. Они даже не шевельнулись. Гонцы сидели в клетке на полу впритык один к другому, очень изменившиеся, отчужденные и мрачные.
— Это не твои ли? — странно усмехнулся раздражительный лейтенант.
— Ну конечно! — заявил Авдий. — Это же мои ребята.
— Вот оно что! — удивился лейтенант, внимательно глянув на Авдия. — Он что, ваш, что ли? — спросил он гонцов.
Никто не отозвался. Все молчали, опустив глаза.
— Эй, вы, я вас спрашиваю! — разозлился лейтенант. — Что молчите? Ну что ж, подождем. Вы у меня еще запляшете, как караси на сковороде, вы меня попомните, когда каждому отвалят по триста семнадцатой статье, вы еще запоете про дальние края. И не надейтесь, что малолетние, мол, что прежде не судились. Это не в счет. Да, да, не в счет. Вы пойманы с поличным! — кивнул он на знакомые Авдию рюкзаки и чемоданы с анашой, разбросанные по полу. Иные из них были открыты, иные порваны, кое где анаша рассыпалась, и в комнате стоял тяжелый дух степной конопли. На столе возле телефона валялись спичечные коробки и стеклянные баночки с пластилином. — Вы у меня помолчите! Обиделись, видите ли! Вы у меня с поличным попались! — повторил лейтенант, суровея, и голос его зазвенел от гнева. — Вот улики! Вот вещественные доказательства! Вот ваш дурман! — Он стал пинать рюкзаки с анашой. — Из вашей шайки только один мерзавец ускользнул от облавы. Но и он будет сидеть в этом углу за решеткой, мерзавцы вы эдакие. Встать! Кому говорю — встать! Ишь расселись. Стоять и смотреть сюда. Не отводите глаз! Кому велено не отводить глаз! Такие подонки, как вы, стреляли в меня из под вагонов, и от меня вам пощады не дождаться! Сволочи, сопляки, а уже начинают вооружаться! Что же дальше то будет! Я ваш враг навек, а я умею бороться. По всем поездам и на всех путях я буду хватать вас, как бешеных собак, вам нигде не укрыться от меня! — в ярости кричал он. — Так я вас спрашиваю, кто он, этот оборванец, выдающий себя за корреспондента? Кто он, этот тип? — И, схватив Авдия за руку, он подтащил его к решетке. — Отвечайте, пока я вас добром спрашиваю? Он ваш?
Какое то мгновение все молчали. И, глядя в мрачные лица гонцов, Авдий никак не мог освоиться с тем, что лихие парни, которые вчера еще останавливали поезда в стeпи, кайфовали и сбрасывали его на ходу из вагона, теперь сидели в клетке — без брючных ремней, без обуви, босоногие (должно быть, это делалось, чтобы они не сбежали, когда их выводят по нужде), жалкие и ничтожные.
— В последний раз вас спрашиваю, — задыхаясь от возбуждения, переспросил лейтенант. — Этот тип, которого я задержал, ваш или не ваш?
— Нет, не наш, — зло ответил за всех Петруха, неохотно подняв глаза на Авдия.
— Как же не ваш, Петр? — поразился Авдий, подступив на самодельном костыле к самой решетке. — Вы что же, забыли меня? — укорил он тех, кого отделяла от него решетка. — Мне вас так жаль, — добавил
