а если кто из чабанов пожелает пробиваться вслед за ним за перевал, пожалуйста, и тому места хватит, главное, чтобы он, Бостон, знал, какие выпасы ему выделят и на что он может рассчитывать в течение сезона. Вот, мол, с этим и пришел к вам, через два дня решили мы с Эрназаром двинуться на перевал АлаМонгю, а дела пока женам и помощникам перепоручим.
— Кстати, Боске, а как жены смотрят на вашу затею? — поинтересовался директор. — Ведь дело это нешуточное.
— Вроде с пониманием. К чему бога гневить, моя Арзыгуль с головой баба, да и Гулюмкан, жена Эрназара, та хоть и помоложе, но, сдается, совсем не глупая. И между собой они, гляжу я, здорово поладили. Вот еще чему я рад. А то хуже нет, когда бабы грызутся. Тогда жизнь не в жизнь… Бывали прежде случаи…
И еще кое о чем переговорили они с директором. Оказалось, что осенью на выставку в Москву с трудно произносимым названием ВДНХа или ВДНХы намечалась поездка передовиков района и будто бы Бостон значился в списке чуть не первым.
— А нельзя ли, Ибраим Чотбаевич, мне с женой поехать? Моя Арзыгуль давно мечтает Москву повидать, — признался Бостон.
— Я тебя понимаю, Боске, — улыбнулся директор, — поживем — увидим, как говорится. Почему бы нет? Надо только согласие парторга получить. Я поговорю с ним насчет этого.
— С парторгом? — призадумался Бостон.
— Да ты не сомневайся, Боске. Что он, изза тебя будет придираться к твоей жене, что ли? Не помужски ведь.
— Да не в этом дело. Подумаешь, поедем — не поедем. Велика беда. Я вот о чем хотел поговорить с тобой, директор. Скажи, тебе очень нужен такой парторг в хозяйстве? Никак не можешь обойтись без него?
— А что?
— Ну, мне важно знать. Вот, скажем, есть у телеги четыре колеса — и все на месте, а если взять и приделать пятое колесо, оно и само не катится, и другим не дает. Так нужно это колесо или нет?
— Видишь ли… — Директор, рослый, крупный мужчина с раскосыми глазами на широком грубоватом лице, посерьезнел, стал перекладывать бумаги на столе, прикрыл глаза усталыми веками. «Недосыпает, все крутится», — подумал Бостон.
— Честно говоря, толковый парторг нужен, — сказал он после паузы.
— А этот?
Директор коротко глянул ему в лицо.
— Зачем нам с тобой это обсуждать? Раз его райком прислал, что тут поделаешь.
— Райком. Вот видишь, — вырвалось у Бостона. — Мне иной раз сдается, будто он все прикидывается, что ему для чегото надо так себя вести. Зачем ему все время стращать людей, точно я социализм хочу подорвать? Ведь это же неправда. Ведь я если чего и требую, так для дела. Землю эту я не продам, не отдам комуто, она как была совхозная, так и останется. И все равно я, пока живу, пока работаю, буду жить своим умом.
— Да что ты мне все толкуешь, Боске. Нельзя делать того, что ты предлагаешь.
— А почему нельзя?
— Потому что нельзя.
— Разве это ответ?
— Что я еще могу тебе ответить?
— Я тебя понимаю, Ибраим Чотбаевич. Ты однажды погорел, хотел как лучше, а тебе дали по шее, понизили — перевели из райкома в совхоз.
— Правильно, и больше не хочу, чтобы мне давали по шее: ученый уже.
— Вот видишь, каждый думает прежде всего о себе. Я не против,