6

ничего не знали. А свои люди знали.

        Когда увидел Момун внука возле автолавки, сразу понял, что мальчик чемто огорчен. Но поскольку продавец приезжий человек, то вначале старик обратился к нему. Быстро соскочил с седла, протянул сразу обе руки продавцу.

        — Ассаламалейкум, большой купец! — сказал он полушутяполусерьезно. — В благополучии ли прибыл твой караван, удачно ли идет твоя торговля? — весь сияя, Момун тряс руку продавца. — Сколько воды утекло, как не виделись! Добро пожаловать!

        Продавец, снисходительно посмеиваясь над его речью и неказистым видом — все те же расхоженные кирзовые сапоги, холщовые штаны, сшитые старухой, потрепанный пиджачок, побуревшая от дождей и солнца войлочная шляпа, — отвечал Момуну:

        — Караван в целости. Только вот получается — купец к вам, а вы от купца по лесам да по долам. И женам наказываете держать копейку, как душу перед смертью. Тут хоть завали товарами, не раскошелится никто.

        — Не взыщи, дорогой, — смущенно извинялся Момун. — Знали бы, что приедешь, не разъезжались бы. А что денег нет, так ведь на нет и суда нет. Вот продадим осенью картошку…

        — Сказывай! — перебил его продавец. — Знаю я вас, баев вонючих. Сидите в горах, земли, сена сколько хочешь. Леса кругом — за три дня не объедешь. Скот держишь? Пасеку держишь? А копейку отдать — жметесь. Купи вот шелковое одеяло, швейная машинка осталась одна.

        — Ейбогу, нет таких денег, — оправдывался Момун.

        — Так уж я и поверю. Скаредничаешь, старик, деньгу копишь. А куда?

        — Ейбогу, нет, клянусь Рогатой матерьюоленихой!

        — Ну, возьми вельвета, штаны новые сошьешь.

        — Взял бы, клянусь Рогатой матерьюоленихой…

        — Ээ, да что с тобой толковать! — махнул рукой продавец. — Зря приехал. А Орозкул где?

        — С утра еще подался, кажется, в Аксай. Дела у чабанов.

        — Гостит, стало быть, — понимающе уточнил продавец.

        Наступила неловкая пауза.

        — Да ты не обижайся, милый, — снова заговорил Момун. — Осенью, бог даст, продадим картошку…

        — До осени далеко.

        — Ну, коли так, не обессудь. Ради бога, зайди, чаю попьешь.

        — Не за тем я приехал, — отказался продавец. Он стал закрывать дверцу фургона и тутто и сказал, глянув на внука, который стоял подле старика уже наготове, держа за ухо собаку, чтобы бежать за машиной:

        — Ну, купи хотя бы портфель. Мальчишкето в школу пора, должно быть? Сколько ему?

        Момун сразу ухватился за эту идею: хоть чтото он да купит у настырного автолавочника, и внуку действительно нужен портфель, нынешней осенью ему в школу.

        — А верно ведь, — засуетился Момун, — я и не подумал. Как же, семь, восьмой уже. Идика сюда, — позвал он внука.

        Дед порылся в карманах, достал припрятанную пятерку.

        Давно она, наверно, была у него, слежалась уже.

        — Держи, ушастый. — Продавец лукаво подмигнул мальчику и вручил ему портфель. — Теперь учись. А не осилишь грамоту, останешься с дедом навек в горах.

        — Осилит! Он у меня смышленый, — отозвался Момун, пересчитывая сдачу.

        Потом глянул на внука, неловко держащего новенький портфель, прижал его к себе.

        — Вот и добро. Пойдешь осенью в школу, — негромко сказал он. Твердая, увесистая ладонь деда мягко прикрыла